Дело непогашенной луны - Страница 59

— Ну ладно…

Баг неторопливо двинулся в толпу, оглядываясь по сторонам: все же как выглядит преждерожденная Гохштейн, он знал — незадолго до Багова отъезда в Теплис Гюльчатай и Баг обменялись фотопортретами. Но несмотря на богатый опыт и хорошо тренированную наблюдательность, ланчжун все равно опасался пропустить ее в мелькании лиц и папах. Свою, кстати, Баг таки водрузил на голову — папаха оказалась почти впору; все равно деть ее некуда, а выбрасывать подарок, только чтобы руки освободить, было бы неуместным варварством. И сошло: пока еще никто никак не отреагировал на то, что вот идет преждерожденный с явственно неместными чертами лица, но — в саахской папахе. И Баг сделал справедливый вывод, что ничьих чувств своим поступком не задел.

Как ни старался ланчжун, Гюльчатай-Сусанна нашла его первой.

— Драгоценный преждерожденный Лобо, — раздался сзади голос, тихий и низкий, и тут же Бага несильно дернули за рукав.

Он повернулся — ну точно: невысокого росточка, как Баг и предполагал по портрету, простое, неброское, скорее круглое лицо, нос с чуть заметной горбинкой, миндалевидные темно-карие глаза и прядь черных как смоль, блестящих и слегка вьющихся волос, выбившаяся из-под черного же платка, казавшегося по сравнению с волосами всего лишь темно-серым. Гюльчатай-Сусанна вскинула на Бага глаза и низко поклонилась.

— Добрый день, драгоценная преждерожденная, — отдал поклон ланчжун. «У нее роскошные волосы. Просто роскошные», — некстати промелькнуло в голове. — Прекрасный день! А в Александрии еще так холодно и слякоть…

— О, у нас весной всегда хорошо… — расцвела в улыбке Гюльчатай-Сусанна, и ее невыразительное лицо сразу сделалось удивительно милым, но через мгновение улыбку словно ветром сдуло: девушка бросила косой взгляд по сторонам, и это Бага не то что насторожило, но удивило неприятно. «Что это она так озирается, будто не дома?» — с недоумением подумал Баг.

— А вы, я вижу, принесли с собой вашего яшмового кота! — Гюльчатай наконец заметила Судью Ди, вполне благосклонно взиравшего на нее из-под руки хозяина. — Красавец, истинный красавец!

— Что-то не так, драгоценная преждерожденная? — поинтересовался ланчжун, по примеру собеседницы незаметно оглядевшись: вокруг кипели жизнью торговые ряды.

— Нет-нет, что вы! — Певучий голос Гюльчатай чуть заметно дрогнул, и любой другой не обратил бы на то внимания, но не Баг. Горная ютайка снова улыбнулась. — Просто…

— Просто?..

— Просто давайте пойдем в более удобное для беседы место, — сказала девушка вместо ответа. — Прошу вас, преждерожденный Лобо. Я покажу дорогу.

«Что-то с этим городом не так, — решил Баг и двинулся следом за Гюльчатай-Сусанной. — Или… мне всего лишь непривычно? У каждого народа — свои обычаи. И если мы их не понимаем, это не значит, что обычаи плохие. Просто сами мы несовершенны…» — Додумав эту мысль, по нынешнему его душевному состоянию — поразительно глубокую и складную, Баг махнул рукой на местные странности и постарался выкинуть их из головы: все же в Теплис он приехал устраивать судьбу Судьи Ди, а не разбираться в местных несообразностях. Сам-то хорош… Скажем, служебная пайцза-то, коей ланчжун так ловко козырнул в караван-сарае, по совести говоря, ему теперь и не принадлежала. Просто Баг не сдал ее в канцелярию Управления, как, согласно действующих установлений, должен был поступить временно отстраненный от службы человекоохранитель, — вроде как забыл сдать. Или не успел, поскольку торопился. Или еще что… Положа руку на сердце, Баг просто не в силах был расстаться с пайцзой. Она казалась ланчжуну последней связующей с Управлением внешней охраны ниточкой. Да и сам он с пайцзой сросся за годы честной службы…

Да, но как это выглядит со стороны!

Так что неча пенять другим на их странности…

Гюльчатай и Баг скорым шагом углубились в торговые ряды, свернули налево, в узкий проход, где лавки были только с одной стороны — с другой же царила глухая кладка древней стены; на стене там и сям висели разнообразные афиши и плакаты, некоторые уж достаточно ветхие, а какие-то и свежие, прилепленные к шероховатым камням недавно. Ланчжуну бросилась в глаза одна из афиш, большая и красивая — взгляд выхватил из середины: «…заседание меджлиса до разрешительного конца, чтобы раз и навсегда положить конец бесконечным спорам…» Продолжения Баг прочесть не успел, поскольку вослед торопливо семенящей девушке свернул налево еще раз — и они сызнова оказались среди лавок под широким навесом, на параллельной улице: здесь царили ковры всех размеров, расцветок и расценок. Развешанные на особых стойках, скатанные в рулоны, подсвеченные особыми лампочками — многое множество ковров. Глаза разбегались от великолепия и буйства красок.

Гюльчатай решительно повернула направо, следом Баг — они сделали, кажется, шагов пятьдесят, как вдруг девушка остановилась так резко, что ланчжун едва не налетел на нее.

— Что случилось, драгоценная преждерожденная? — удивленно и даже несколько недовольно спросил он. — И вообще, не могли бы вы объяснить мне…

Гюльчатай, застыв подобно статуе, не отвечала; и Баг невольно замолк на полуслове. Проследив ее взгляд, ланчжун увидел небольшую лавку древностей — подле входа там сгрудилась довольно плотная толпа, и над ней возвышался, видимо забравшись на стул, какой-то преждерожденный: молодой, плечистый, в полосатом халате и в белой папахе, заросший черной бородой по самые глаза. Он неторопливо говорил что-то, подкрепляя слова экономными, энергичными жестами правой руки, — а собравшиеся внимательно слушали. И Баг прислушался тоже. Чернобородый говорил чисто, почти без акцента.